wWw.eXeZ.De

"Здесь покоится Рафаэль, при жизни которого природа боялась быть побежденной. А после его смерти она боялась умереть". Надпись на могиле Рафаэля в Римском Пантеоне.




Трудно даже себе представить, что эти слова - об одном из смертных. Каким же должен быть человек, чтобы его величие сравнили с величием природы?..

Эпоху, породившую его, называют Высоким Возрождением. После средневековья - "охоты на ведьм" и костров инквизиции - человечество словно вдруг ужаснулось своему невежеству и жестокости. А ужаснувшись, дерзнуло поверить в себя. "То была эпоха, которая нуждалась в титанах, - скажет мыслитель, - и которая породила титанов, ошеломивших мир свершениями человеческого духа". Один из них - Рафаэль, подаривший людям в образе Мадонны бессмертную надежду.

Ему было девять лет, когда Колумб открыл Новый Свет. И только через десять лет после его смерти в далекой России родится царь Иван Грозный. Он жил в одном веке и в одной стране с гениями гениев - Леонардо да Винчи и Микеланджело Буонарроти, не прожил и половины их лет, а в искусстве и того меньше. Но в сердцах людей он останется Первым среди Трех. Легенды, сочиненные о нем и его "Сикстинской Мадонне", до сих пор множатся по всему миру. Вот одна из них, самая простая.

Рафаэль шел мимо храма, когда увидел молодую крестьянку, кормившую грудью младенца. Пораженный ее красотой, очарованием и святостью материнства, он захотел ее написать, но под рукой не оказалось ни бумаги, ни картона. Недолго думая, он выбил дно из валявшейся рядом бочки - и...

Другая легенда. "Сикстинская Мадонна" погружена на корабль, который должен доставить ее в Палермо. Внезапная буря разбила корабль о скалы, все люди и товары погибли, и... только ящик с картиной, целый и невредимый, выброшен на берег!..

Вернемся, однако, в реальную жизнь. И приглядимся поближе к юноше, входящему в славный город Флоренцию. Почему именно в этот момент? Да потому что до той поры о Рафаэле Санти почти ничего не известно. Кроме того, что во Флоренцию пришел из родного Урбино, где, оставшись с одиннадцати лет сиротой, учился в мастерской у известного художника Пьетро Перуджино.

Восхищенный юноша на улицах Флоренции. Потрясенный, стоит перед "Давидом" Микеланджело. Не может оторвать глаз от собора Санта-Мария дель Фьоре, воздвигнутого Бунеллески. А вокруг только и разговоров, что о загадочной "Джоконде" Леонардо, о его же удивительном картоне "Битва при Ангиари" и о бросившем ему вызов Микеланджело, только что явившем городу свою "Битву при Кашине".

Рафаэлю указывают, как пройти к дому маэстро Микеланджело. Через полчаса он входит в мастерскую хмурого человека, заваленную глыбами мрамора, называет себя, просит показать картон, "о котором все говорят". Скульптор раздражен неудачами, он в бешенстве от "неблагодарной Флоренции", которая платит ему на порядок меньше, чем Леонардо. Ему не до гостей... Но Рафаэль - ученик уважаемого Перуджино, к тому же явно нравится Микеланджело: учтив и деликатен, невысок и хрупок, миловиден, как девушка, с длинными густыми волосами до плеч, прекрасными глазами. И, разрешив ему копировать картон "Битва при Кашине", спустя несколько часов отмечает, что рука Рафаэля решительна, вынослива и искусна.

Сам же молодой провинциал столь же восхищен мастерством Микеланджело, который старше его на восемь лет, сколь и растерян: оказывается, то, что он умеет, - здесь, во Флоренции, уже давно пройдено и пережито. Надо учиться заново! А ведь он уже знает себе цену. Когда не копирует Перуджино, пишет самостоятельно, его работы куда нежнее и лиричнее вещей наставника. Он обогнал учителя. Но природный гений подсказывает, у кого и чему теперь надо учиться, чтобы не потерять в ученичестве самого себя.

В те дни Рафаэлю исполнился 21 год. Шел 1504-й...

Для того чтобы через четыре года въехать в Рим, а еще через год стать его живой легендой, надо было превзойти самого себя. И Рафаэлю это удалось. Ибо уже через два года он пишет свой "Автопортрет", равного которому не знает мировая живопись. Глядя на это чистое, нежное и светлое лицо - лик Ангела, понимаешь Папу Юлия, любившего Рафаэля, как родного сына. Иные возразят: мол, это художник всего-навсего любовался собой. А вот современники Рафаэля думали иначе, не сомневаясь, что "его рукой водил сам Господь". И в самом деле: лицо это поражает не красотой, а одухотворенностью. Той, которая выдает главную тайну Рафаэля: он человек гармонии.

Можно опускать богов на землю - так поступали древние греки. Можно поднимать людей до идеальной мечты - так поступал Рафаэль. Всю жизнь он писал Мадонн. И всегда они были не столько красивы, сколько прекрасны. Были ли они Богородицами? Одну из этих картин он назвал "Мадонна Божественной любви". Но взгляните на других: "Мадонна в зелени", "Мадонна с щегленком", "Мадонна на лугу"... Сияющая, преображенная щедрым искусством Италия, незабываемый цвет ее - молодая прекрасная мать.

Были ли они вполне земными - эти цветущие женщины? Прямой ответ на этот вопрос не имеет смысла. Несомненно одно: это великие женщины, в образе которых слилось все лучшее - от земли и неба. Да, они земные - с рдеющим на щеках румянцем, с нежной кожей, высокой девичьей грудью. Да, они небесные, ибо взгляд их кроток и тепл, а во всем облике разлито глубокое целомудрие. Что же до "Сикстинской Мадонны", то в окружении изумленных ее божественной красотой ангелов и святых, она как бы спускается к нам с неба, становясь все ближе и ближе...

Он напишет ее в 1514 году, в самый пик своей славы. Но мало кто знает, что прототип "Сикстинской" был найден Рафаэлем гораздо раньше. Среди картин, с которыми художник явился в Рим, была и "Донна Велата", написанная с некой Маргариты из Сиены. Необычайная таинственность, присущая Рафаэлю, так и не позволила узнать, почему именно к ней вновь обратился Мастер, готовясь к созданию главной своей Мадонны.

В те дни, когда Микеланджело, прогнав дюжину заурядных помощников, взялся один (!) расписывать Сикстинскую капеллу, в Риме появился молодой Рафаэль. Но если во время первой их встречи во Флоренции он чувствовал себя учеником, то теперь и сам стал несравненным мастером. Помня, однако, прежние уроки, заходил в Сикстинскую капеллу понаблюдать за работой маэстро. Микеланджело крутился на лестницах под высоченным потолком, выписывая на плафонах суровые библейские сюжеты. То был немыслимый труд. Один только "Потоп" потребовал 32 дня почти беспрерывной работы. Другого художника такое зрелище, вероятно, испугало бы раз и навсегда, но на Рафаэля действовало иначе. Он шел в свою мастерскую и, забыв обо всем, работал весь день и всю ночь напролет.

От изящества и обаяния его картин Папа Юлий пришел в неописуемый восторг и вскоре поручил Рафаэлю украсить фресками Станци - комнаты в новых своих апартаментах в Ватикане. Одна из этих фресок - "Афинская школа", ставшая наряду с сикстинскими росписями Микеланджело вершиной монументальной живописи всех времен и народов.

Думая о Рафаэле, задаешься вопросом: что же все-таки выделяло его из созвездия художников - титанов Возрождения? Безупречность рисунка? Но разве только он обладал ею? Чувство цвета? И здесь он вовсе не был единственным королем. Но есть, есть в любом искусстве одно, общее для всех и, наверное, самое важное. Писатель мыслит всей протяженностью романа, всеми сцеплениями его героев - то же и с композицией в живописи. И вот именно в композиции не было равных Рафаэлю. Он видел мир прекрасным, человека считал центром и венцом Вселенной.

Цельный, гармоничный человек, живущий в не отторженном от него мире, изображенный с достоинством, присущим человеку, - вот его программа, блистательно воплощенная в "Афинской школе". Под сводами грандиозного здания Храма Науки с полной непринужденностью расположились философы древности. Но пришли они сюда не спорить, а искать и найти союз мыслящих существ, называемых людьми. Эту идею художника подчеркивает композиция. Она так свободна, так глубока, что фреска буквально раздвигает, наполняет воздухом тесные комнаты Ватикана...

О жизни Рафаэля - человека, художника и творца, написаны целые библиотеки. Что ж, это понятно: ведь именно он, как никто другой, воспел духовную жажду человека, его трепетную близость к Богу. Но...

У каждого явления есть обратная сторона. Ибо, отложив кисть, а вместе с ней и свой сокровенный разговор со Всевышним, художник превращался в смертного, которому не чужды земные наслаждения. Получая от Папы Юлия щедрое содержание, Рафаэль снял роскошную виллу, поселив там красивую любовницу и штат слуг. Его можно было видеть в Риме повсюду - весь город говорил о его немыслимых туалетах.

Однажды вечером, когда Микеланджело, закончив работу в Сикстинской капелле, шел по площади Святого Петра в блузе, забрызганной краской и штукатуркой, он увидел Рафаэля. Тот шагал ему навстречу празднично одетый, в модных высоких ботинках с серебряными пряжками, в белоснежной батистовой рубашке и голубом кафтане, окруженный поклонниками. Микеланджело остановил его:

- Куда ты идешь, разодетый, будто князь?

- Я и есть князь. Князь живописи, - парировал Рафаэль. И, в свою очередь, поинтересовался:

- А куда идете вы, в одиночестве, будто палач?..

Из писем художника своему другу Кастальоне узнаем, каким смертельным грешником ощущал себя Рафаэль. И понимаем, что все его Мадонны - это его великое покаяние. А самая горячая из этих молитв - "Сикстинская Мадонна".

Письма к Кастальоне - чуть ли не единственное прямое свидетельство о терзаниях души Рафаэля. Граф как-то обмолвился: "Рафаэль умел хранить свои тайны. Он был из тех людей, которые жгут документы перед смертью".

Впрочем, главные документы жизни Рафаэля - его произведения, которые век от века все ярче сияют человечеству.

Рафаэль умер так же стремительно, как и жил, 37 лет от роду - от зловещей лихорадки, подхваченной в римских катакомбах, где вел археологические исследования.

В последние годы он так много работал, что как-то признался: "Я надеюсь не упасть под такой тяжестью".

Упал... Его отпевали в церкви Святого Сикста, для которой он создал самый знаменитый в мире алтарный образ. Через два века за эту бесценную картину заплатят семьдесят килограммов золота, увезут в Германию, и она станет украшением Дрезденской галереи. И уже на памяти нашего поколения, в Великую Отечественную - в 1945-м, она будет лежать в сырой заминированной штольне - гитлеровский фашизм, покидая историческую арену, готовился "хлопнуть дверью". Русские солдаты спасут ее, к чести всего человечества.

И когда десять лет спустя сокровища Дрезденской галереи, пролежавшие все это время в запасниках Государственного Музея изобразительных искусств им. Пушкина, будут (перед возвращением в Германию) показаны народу, многие вспомнят, что "Сикстинская Мадонна" Рафаэля давно известна и почитаема в России. Гоголь из своего итальянского далека говорил о ней восторженно и священно; теряющий рассудок Гаршин припадал к ней, как к источнику с живой водой; репродукция Мадонны висела над головой умирающего Достоевского...

Не забудем очередь в музей на Волхонке: густая толпа протянулась на десяток километров. Мы маялись в этой очереди целую неделю. И помним, как многие повторяли, словно молитву, название картины, которую жаждали увидеть. Москва стояла "на Рафаэля", на "Мадонну"!

...За несколько дней до смерти, как бы предчувствуя кончину, Рафаэль написал последнюю свою картину - "Преображение". На ней Христос, осиянный неземным светом, отрывается от земли. Не говорит ли эта картина о преображении перед смертью и самого Рафаэля, который помог божественной Мадонне сойти к людям, а сам ушел в небеса?..